ИШЬ
Тульский некрополь
разговор с директрисой всехсвятского кладбища
вести с русских полей
Всехсвятское кладбище — старейшее мемориальное кладбище Тулы. Оно было открыто в 1772 году, и сначала хоронили на нем лишь тех, кто умер от чумы. Таких набралось немного — 12 человек. Сейчас, прогуливаясь по нему и вчитываясь в надгробия, вы можете увидеть историю четырех веков. Обычный крестьянин здесь похоронен по соседству с купцом, хирург — рядом с павшим солдатом, венгерский военнопленный — неподалеку от католического священника.
Ирина Григорьевна Ковшарь — первый директор музея «Тульский некрополь», краевед и некрополист. Она изучает Всехсвятское кладбище с 1986 года и знает о нем больше, чем кто-либо. Разговор с ней получился о разном: о реставрации кладбищенских надгробий, о людской морали и о птицах.
Ирина Григорьевна Ковшарь — первый директор музея «Тульский некрополь», краевед и некрополист. Она изучает Всехсвятское кладбище с 1986 года и знает о нем больше, чем кто-либо. Разговор с ней получился о разном: о реставрации кладбищенских надгробий, о людской морали и о птицах.
Закончив Институт имени Репина я работала в Тульском областном художественном музее. Мой круг общения состоял из художников, и меня познакомили с человеком из Москвы, который приехал в Тулу специально обследовать наши старые закрытые кладбища, подлежавшие сносу в архитектурном плане развития города. Он мне показал фотографии наших тульских кладбищ, я не поверила и сказала: «Быть не может, это ты мне, наверно, фотографии московских подсовываешь. Тула — город мата, пятиэтажек и прочего, тут такого не бывает». Он мне сказал: «Пошли». Вот так все вышло, он меня, собственно, в это втянул. По его же словам, на тульских кладбищах такое количество уникальных старинных резных надгробий, что москвичи написали заключение — Всехсвятское кладбище не сносить, а музеефицировать.
Придали ценность этому кладбищу?
Ну, скажем так, раскрыли ценность этого кладбища.
До этого никто об этом не подозревал?
Стояло себе кладбище и стояло. Некрополистика — вообще наука такая... неширокая.
Многих людей кладбищенская тематика очень пугает, сама аура кладбища.
Тема смерти для живого человека — психологически очень тяжелая тема. Кладбище — это концентрация этой темы. Я знаю людей, которые панически боятся кладбищ, которые, чтобы навестить могилку родного человека, просят друзей-подруг поехать с ними. Все это нормально.
Придали ценность этому кладбищу?
Ну, скажем так, раскрыли ценность этого кладбища.
До этого никто об этом не подозревал?
Стояло себе кладбище и стояло. Некрополистика — вообще наука такая... неширокая.
Многих людей кладбищенская тематика очень пугает, сама аура кладбища.
Тема смерти для живого человека — психологически очень тяжелая тема. Кладбище — это концентрация этой темы. Я знаю людей, которые панически боятся кладбищ, которые, чтобы навестить могилку родного человека, просят друзей-подруг поехать с ними. Все это нормально.
Как события дальше развивались после того, как москвичи отменили снос кладбищ?
Министерство культуры РСФСР, по сути, отменило снос Всехсвятского, Спасского и Чулковских кладбищ в 80-е годы. Москвичи сюда приезжали, обследовали кладбища эти, а хорошая идея, как это обычно бывает, витает в воздухе. Мало того что москвичи стали обследовать эти кладбища, которые тогда все были заброшенные, замусоренные и заросшие, так еще в то время был в Туле замечательный священник Ростислав Романович Лозинский, который как раз тогда же занимался вопросом приведения кладбищ в порядок. Он обратился в тульскую прессу — тогда «Молодой коммунар» была газетой из газет, она была потрясающе хороша: молодая, креативная и очень энергичная. В газете начали объявлять субботники на территории Всехсвятского кладбища, и народ стал ходить еженедельно и в большом количестве. Вот так все сомкнулось: московские люди, Ростислав Романович с субботниками, а что до меня — для меня сначала это была эстетика: резные камни — красота, такое нужно видеть. Когда их отмываешь и вычитываешь тексты — очень интересно: «Под сим камнем погребено тело тульской купеческой жены Вассы Ивановны Лугининой, супруги Антипа Максимовича Масалова и дочери Ивана Корниловича». Про Масалова я знала, что это крупный владелец чугунных заводов, про Лугининых я тогда ничего не знала. Померла она, скажем, в 1794 году, а камень стоит? и он весь такой. Становится интересно: почему эта тётушка удостоилась такого большого, хитроумно украшенного камня? Почему она, будучи женой Масалова, похоронена на участке Лугининых? Сам Антип Максимович похоронен в Демидовской усыпальнице, где и Демидовы (династия крупных промышленников Тулы) — значит вообще, очень уж богатая и влиятельная персона была. Задаю вопросы дальше: а почему она здесь? А кто там рядышком? А кем они друг другу приходятся? Понимаете, имена вытаскивались из забвения. Еще советское время было: конец 80-х, гласность хоть и была, но информации было мало.
Когда начали хоронить на Всехсвятском кладбище?
Захоронения были всегда, потому что мертвые тела куда — то надо девать — они становятся крайне неприятны для обоняния и зрения. До 1771 года человека хоронили рядом с его приходской церковью. Приход — это религиозная и административная единица. Каждая церковь была каким-то приходом, то есть окружающий ее район — это и есть приход. Мобильность населения была близка к нулю: человек родился, его в этом храме крестили, там же он причащался, там же его венчали, отпевали и хоронили рядышком. Но в 1771 году в Москве случилась грандиозная эпидемия чумы. Екатерина II издала ряд указов по борьбе с чумой, и среди них был указ, запрещающий хоронить при церквях в городах (имеется в виду указ «О сношении губернаторов и воевод с духовными правительствами по отводу мест для кладбищ и построения церквей»). Этот указ определил новую практику — не только для России, но и для Европы — устройства за чертой города общих городских кладбищ. Независимо от состояния и сословия.
В чем особенность Тульского некрополя? Что его отличает?
В 1772 году в Туле появились три кладбища: Всехсвятское, Чулковское и Зареченское. Что характерно для всех них — это огромное количество белокаменных надгробных памятников. Белый камень здесь в любом овраге, в любом обрывистом берегу вы увидите выходы белого камня.
Раньше у нас работали Бяковские каменоломни, камня добывалось много на протяжении нескольких столетий.
А этот камень, вынутый из земли, когда он еще влажный, он мягкий как мел, он родственник мела. И он прекрасно резался, поэтому удавалось делать красивые и нарядные надгробия. Если не брать Москву, всё-таки столица, ни у кого из наших соседских областей нет ничего подобного. Камень другой — плотный. А может, и мастеров таких не было, Тула была городом мастеров. У нас и оружейное производство, металлообработка, резьба по дереву — ремесленников хватало.
Что вообще представляет из себя реставрация надгробий?
Реставрацией мы занимаемся крайне редко: [проведенные работы] по пальцам одной руки могу посчитать. Скорее нужно говорить о восстановлении. Всехсвятское кладбище было действующим до осени 1969 года — двести лет работало. Территория достаточно ограничена — тридцать четыре с половиной гектара — вроде бы много, но большому городу маловато. Как бы помягче... покойнички там лежат в несколько этажей.
Вы не знаете примерное количество захоронений?
Не знаю. На поверхности сейчас 350 тысяч. Это то, что мы можем определить — холмики, оградки, как-то так. Со старыми камнями чаще всего происходило так: места мало, кто-нибудь заплатил, чтобы похоронили поближе ко входу, и старое надгробие просто сбрасывали, плиту постамента тоже сбрасывали. Могилку копали свеженькую, косточки, если попадутся — в сторону, и хоронили новенького покойничка. Вот мы идём по кладбищу, а там что — то лежит вверх тормашками — явно на могилке, явно сброшенное надгробие. Сначала его нужно увидеть — оно может быть под мусором или в землю вросло, затем откопать, перекантовать и поставить. Мы не всегда знаем, где была могила эта, но ставим хотя бы рядом с местом обнаружения. Отмыть надгробие еще надо, а также обмерить и прочитать.
А надписи не обновляете?
У нас резчиков таких нет. Вы не представляете, какие красивые шрифты были 18 и 19 веках. Во времена Пушкина буквочки делали вырезая, имитируя резьбу пёрышком. Когда пёрышком пишешь вверх — идет линия тоненькая — тоненькая, а вниз — нажимаешь, и она чуть пожирнее. И буквочки должны быть округленькие, а хвостики должны между собой соединяться. Вот такие вот тончайшие шрифты. Или в 18 веке любили крупные и глубокие буквы, брутальные, но тоже красивые. Мы поновлять ничего не можем.
Гуляя по территории, я видел могилу 2009 года. Разве с 1970 года не запрещено хоронить на Всехсвятском кладбище?
По постановлению 69-го года запрещено хоронить за исключением урн с кремированным прахом. После запуска крематория подобные захоронения стали встречаться все чаще. Это семейный участок — там, может, лежит его бабушка или жена, туда хоронить можно, если место есть.
Когда началась реставрация?
С субботников в 80-х и первой половине 90-х годов. Самое активное время было. Когда был образован музей «Тульский некрополь» (1998 год) у него были несколько иные направления работы. Музей занимался исследовательской и охранительной работой — выявлял новые памятники и имена, и брал их на музейный учет.
Сколько за это время удалось восстановить надгробий?
Трудно сказать, но то, что было занесено в фонды музея — около тысячи надгробий — это далеко не все, что должно быть занесено, но все это, скажем, доступно для взгляда: раскопано, отмыто, вычитано.
Что в плане реставрации происходит прямо сейчас? Какие основные цели?
Вопрос этот больной. Дело в том, что музей «Тульский некрополь» был реорганизован, и сейчас это Тульский историко-архитектурный музей. Некрополь существует в нем как отдел. И как отдел он занимается фондовской работой: документы, фиксация и прочее. Музей наш муниципальный — единственный в городе, и бюджет, извините, соответствующий. По этому бюджету у нас даже нет ставки рабочих.
Три года назад я слышал, что самой большой проблемой является стена, окружающая территорию Всехсвятского кладбища.
Её проблема только в том, что она тихонько разрушается и, будучи памятником, она должна охраняться государством. С четырех сторон стены огромный поток автомобилей: отсюда постоянная вибрация, и кирпич немного болеет — воздух у нас очень грязный.
Реставрацией мы занимаемся крайне редко: [проведенные работы] по пальцам одной руки могу посчитать. Скорее нужно говорить о восстановлении. Всехсвятское кладбище было действующим до осени 1969 года — двести лет работало. Территория достаточно ограничена — тридцать четыре с половиной гектара — вроде бы много, но большому городу маловато. Как бы помягче... покойнички там лежат в несколько этажей.
Вы не знаете примерное количество захоронений?
Не знаю. На поверхности сейчас 350 тысяч. Это то, что мы можем определить — холмики, оградки, как-то так. Со старыми камнями чаще всего происходило так: места мало, кто-нибудь заплатил, чтобы похоронили поближе ко входу, и старое надгробие просто сбрасывали, плиту постамента тоже сбрасывали. Могилку копали свеженькую, косточки, если попадутся — в сторону, и хоронили новенького покойничка. Вот мы идём по кладбищу, а там что — то лежит вверх тормашками — явно на могилке, явно сброшенное надгробие. Сначала его нужно увидеть — оно может быть под мусором или в землю вросло, затем откопать, перекантовать и поставить. Мы не всегда знаем, где была могила эта, но ставим хотя бы рядом с местом обнаружения. Отмыть надгробие еще надо, а также обмерить и прочитать.
А надписи не обновляете?
У нас резчиков таких нет. Вы не представляете, какие красивые шрифты были 18 и 19 веках. Во времена Пушкина буквочки делали вырезая, имитируя резьбу пёрышком. Когда пёрышком пишешь вверх — идет линия тоненькая — тоненькая, а вниз — нажимаешь, и она чуть пожирнее. И буквочки должны быть округленькие, а хвостики должны между собой соединяться. Вот такие вот тончайшие шрифты. Или в 18 веке любили крупные и глубокие буквы, брутальные, но тоже красивые. Мы поновлять ничего не можем.
Гуляя по территории, я видел могилу 2009 года. Разве с 1970 года не запрещено хоронить на Всехсвятском кладбище?
По постановлению 69-го года запрещено хоронить за исключением урн с кремированным прахом. После запуска крематория подобные захоронения стали встречаться все чаще. Это семейный участок — там, может, лежит его бабушка или жена, туда хоронить можно, если место есть.
Когда началась реставрация?
С субботников в 80-х и первой половине 90-х годов. Самое активное время было. Когда был образован музей «Тульский некрополь» (1998 год) у него были несколько иные направления работы. Музей занимался исследовательской и охранительной работой — выявлял новые памятники и имена, и брал их на музейный учет.
Сколько за это время удалось восстановить надгробий?
Трудно сказать, но то, что было занесено в фонды музея — около тысячи надгробий — это далеко не все, что должно быть занесено, но все это, скажем, доступно для взгляда: раскопано, отмыто, вычитано.
Что в плане реставрации происходит прямо сейчас? Какие основные цели?
Вопрос этот больной. Дело в том, что музей «Тульский некрополь» был реорганизован, и сейчас это Тульский историко-архитектурный музей. Некрополь существует в нем как отдел. И как отдел он занимается фондовской работой: документы, фиксация и прочее. Музей наш муниципальный — единственный в городе, и бюджет, извините, соответствующий. По этому бюджету у нас даже нет ставки рабочих.
Три года назад я слышал, что самой большой проблемой является стена, окружающая территорию Всехсвятского кладбища.
Её проблема только в том, что она тихонько разрушается и, будучи памятником, она должна охраняться государством. С четырех сторон стены огромный поток автомобилей: отсюда постоянная вибрация, и кирпич немного болеет — воздух у нас очень грязный.
Расшатывается кладка, потому что частный сектор, находящийся напротив, с цоколя выдирает камушки: крылечко отремонтировать или еще что-нибудь. Это единственная проблема.
Я бы сказал, что достаточно существенная проблема.
Существенная. Но проблема это не наша. Мы можем только поставить вопрос перед городской инспекцией памятников.
Я смотрел сюжет про Тульский некрополь. В сюжете говорилось, что в 2016 году десять метров стены починили за два миллиона рублей. Сказали, что цена обуславливается особым старым кирпичом. Что за кирпич такой?
Старый кирпич — он не того стандарта размера. К сожалению, стена толщиной всего в один кирпич, поэтому она слабовата. Кирпич тогда был качественный. Современный фабричный, который гонят для нужд народного хозяйства, действительно не подходит.
Из-за размера?
И из-за этого. Да и качества другого.
Новую стену никто не построит?
А зачем? Реставрация — это не придать любому памятнику нарядненький чистенький вид, как у нас сделали с Тульским кремлем. Как минимум половине туристов это не нравится — вылизанный памятник не выглядит историческим. Понимаете, пыль веков должна лежать. Старая вещь, старое здание — не должны выглядеть как только что построенное, поэтому в процессе реставрации никто... Ну, как это предлагают, снести все и построить заново в тех же формах, но зато будет ого-го… ребят, ну это, я не знаю. Зачем воспитывать этого хулигана, его проще побить и убить, а родить нового. Все это старье в нашей стране приведено в жалкий вид за счет 20-го века: он был жестокий и к людям, и к истории в том числе, потому что большевистская идеология переписывала историю. Все это старье сохраняет тогдашнюю культуру. Вот сейчас общественная культура и бытовая культура страшно изменились. Я это вижу. Мы были другие, а наши родители совсем другие, а вот наши бабушки и дедушки не представляете насколько были другими. Для того, чтобы сохранить то положительное в старой культуре и передать ее следующим поколениям, нужно сохранять это старье, а не сносить и строить заново. И еще бывает, что сносят все старое и возводят новый офисный центр.
Это сейчас крайне популярное решение.
Да, поэтому Тула сейчас уже не выглядит историческим городом. Двадцать лет назад я могла взять японца и провести его по деревянным районам, и он плакал от умиления, фотографировал каждый дом.
Сейчас экскурсию по деревянной Туле провести невозможно, потому что нет ни одного целостного района, который можно было бы показать на протяжении пятнадцати минут пешей прогулки.
Существенная. Но проблема это не наша. Мы можем только поставить вопрос перед городской инспекцией памятников.
Я смотрел сюжет про Тульский некрополь. В сюжете говорилось, что в 2016 году десять метров стены починили за два миллиона рублей. Сказали, что цена обуславливается особым старым кирпичом. Что за кирпич такой?
Старый кирпич — он не того стандарта размера. К сожалению, стена толщиной всего в один кирпич, поэтому она слабовата. Кирпич тогда был качественный. Современный фабричный, который гонят для нужд народного хозяйства, действительно не подходит.
Из-за размера?
И из-за этого. Да и качества другого.
Новую стену никто не построит?
А зачем? Реставрация — это не придать любому памятнику нарядненький чистенький вид, как у нас сделали с Тульским кремлем. Как минимум половине туристов это не нравится — вылизанный памятник не выглядит историческим. Понимаете, пыль веков должна лежать. Старая вещь, старое здание — не должны выглядеть как только что построенное, поэтому в процессе реставрации никто... Ну, как это предлагают, снести все и построить заново в тех же формах, но зато будет ого-го… ребят, ну это, я не знаю. Зачем воспитывать этого хулигана, его проще побить и убить, а родить нового. Все это старье в нашей стране приведено в жалкий вид за счет 20-го века: он был жестокий и к людям, и к истории в том числе, потому что большевистская идеология переписывала историю. Все это старье сохраняет тогдашнюю культуру. Вот сейчас общественная культура и бытовая культура страшно изменились. Я это вижу. Мы были другие, а наши родители совсем другие, а вот наши бабушки и дедушки не представляете насколько были другими. Для того, чтобы сохранить то положительное в старой культуре и передать ее следующим поколениям, нужно сохранять это старье, а не сносить и строить заново. И еще бывает, что сносят все старое и возводят новый офисный центр.
Это сейчас крайне популярное решение.
Да, поэтому Тула сейчас уже не выглядит историческим городом. Двадцать лет назад я могла взять японца и провести его по деревянным районам, и он плакал от умиления, фотографировал каждый дом.
Сейчас экскурсию по деревянной Туле провести невозможно, потому что нет ни одного целостного района, который можно было бы показать на протяжении пятнадцати минут пешей прогулки.
Сейчас к некрополю больший интерес чем раньше?
Поверхностного туристического гораздо больше. Но тут нельзя исключать, что на Всехсвятском кладбище у большинства населения города предки похоронены. «Любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам» — это тоже внутренний закон. Для людей стремление к могилам предков очень характерно. Оно же не воспитывается сейчас. Крайне редко встретишь человека, которого с детства приучили регулярно посещать могилы — а все равно тянет.
Поверхностного туристического гораздо больше. Но тут нельзя исключать, что на Всехсвятском кладбище у большинства населения города предки похоронены. «Любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам» — это тоже внутренний закон. Для людей стремление к могилам предков очень характерно. Оно же не воспитывается сейчас. Крайне редко встретишь человека, которого с детства приучили регулярно посещать могилы — а все равно тянет.
Даже птиц тянет: на кладбище их много.
Их тянет, потому что сложилась такая экосистема интересная. Тридцать пять гектар леса и тень густая, насекомых много.
Там тихо: народ не бегает, на мотоциклах не гоняет, дети на аттракционах не кричат.
Там сейчас водятся птицы, которые в городе и не живут. Я знаю много лет одну парочку воронов, филины есть, трясогузки. В общем, те птицы, которые считаются лесными.
После того, как парк привели в порядок (Центральный парк культуры и отдыха имени П. П. Белоусова) и вычистили все эти заросли, птичкам стало неуютно, и они мигрировали. А у нас тихо и спокойно.
На кладбище для них самое идеальное место.
Получается, да. Парк сейчас стал шумным и очень вычищенным — не лесным, а кладбище несет лесной характер. Когда у нас время от времени возникают идеи в верхах вычистить и вырубить кладбище — нет, ребят, не надо. Это дополнительные зеленые легкие у нас в городе. Город сейчас сильно полысел. Я не знаю, почему в городе, в котором заводами воняет непрерывно, так активно уничтожают деревья.
Чем и как кладбищу можно помочь?
У нас есть нужное количество инструментов, рукавиц и прочего. Нам бы рабочими руками помочь.
Корчевать, копать и прочее?
Да, вот такое вот. Есть огромное количество интересных и загадочных участков, которые бы почистить и посмотреть, что же все-таки там такое есть.
Какая ваша мечта относительно Тульского некрополя? Когда вы скажете себе: «Да, я хорошо постаралась».
Если все будет так хорошо, что уже ничего не надо делать, то это же конец. Как у музейного работника, у меня мечта другая. Во-первых, побольше изучить, свести все известные здания, выявить архивные документы по этим людям и написать книгу, рассказ о захороненных людях. Скажем, святой блаженный Иоанн Котельников, вот вам вряд ли это имя о чем-то говорит, а вот рассказ об этом человеке. Или, скажем, доктор Стечкин. Вы знаете пистолет Стечкина, но вы вряд ли знаете его брата. Великолепный был врач. Я помню в 80-х мне говорили: «Он меня оперировал», «он мою маму спас» — человек, которого помнили только хорошо. Такие люди достойны памяти.
Есть ли городская легенда, связанная с кладбищем? Например, вы знаете, что какой-то известный туляк здесь похоронен, а найти не можете.
Легенды вокруг кладбища — немного не моё. Есть у нас музейчик «Тульские древности». Он носит имя Николая Ивановича Троицкого — крупнейшего тульского краеведа начала 20-го века. Он умер в 20-е годы, а могила его утрачена. Хотя мы знаем, что он похоронен на Всехсвятском кладбище.
Или же вы, например, знаете Ваныкинскую больницу. Она была построена по завещанию купца Ваныкина, который оставил на это дело большой капитал. Участок родных Ваныкина мы знаем где, а его собственная могила утрачена.
В мистику не верите?
За эти тридцать лет со мной никаких неприятностей не случалось, хотя контингент на кладбище, сами знаете, кто-то иногда отдохнуть приходит. Я считаю, что мои покойнички меня берегут, потому что я там занимаюсь не ради себя, не для пиара и денег, а просто хорошим делом. Поэтому и отводят от меня беду.
Их тянет, потому что сложилась такая экосистема интересная. Тридцать пять гектар леса и тень густая, насекомых много.
Там тихо: народ не бегает, на мотоциклах не гоняет, дети на аттракционах не кричат.
Там сейчас водятся птицы, которые в городе и не живут. Я знаю много лет одну парочку воронов, филины есть, трясогузки. В общем, те птицы, которые считаются лесными.
После того, как парк привели в порядок (Центральный парк культуры и отдыха имени П. П. Белоусова) и вычистили все эти заросли, птичкам стало неуютно, и они мигрировали. А у нас тихо и спокойно.
На кладбище для них самое идеальное место.
Получается, да. Парк сейчас стал шумным и очень вычищенным — не лесным, а кладбище несет лесной характер. Когда у нас время от времени возникают идеи в верхах вычистить и вырубить кладбище — нет, ребят, не надо. Это дополнительные зеленые легкие у нас в городе. Город сейчас сильно полысел. Я не знаю, почему в городе, в котором заводами воняет непрерывно, так активно уничтожают деревья.
Чем и как кладбищу можно помочь?
У нас есть нужное количество инструментов, рукавиц и прочего. Нам бы рабочими руками помочь.
Корчевать, копать и прочее?
Да, вот такое вот. Есть огромное количество интересных и загадочных участков, которые бы почистить и посмотреть, что же все-таки там такое есть.
Какая ваша мечта относительно Тульского некрополя? Когда вы скажете себе: «Да, я хорошо постаралась».
Если все будет так хорошо, что уже ничего не надо делать, то это же конец. Как у музейного работника, у меня мечта другая. Во-первых, побольше изучить, свести все известные здания, выявить архивные документы по этим людям и написать книгу, рассказ о захороненных людях. Скажем, святой блаженный Иоанн Котельников, вот вам вряд ли это имя о чем-то говорит, а вот рассказ об этом человеке. Или, скажем, доктор Стечкин. Вы знаете пистолет Стечкина, но вы вряд ли знаете его брата. Великолепный был врач. Я помню в 80-х мне говорили: «Он меня оперировал», «он мою маму спас» — человек, которого помнили только хорошо. Такие люди достойны памяти.
Есть ли городская легенда, связанная с кладбищем? Например, вы знаете, что какой-то известный туляк здесь похоронен, а найти не можете.
Легенды вокруг кладбища — немного не моё. Есть у нас музейчик «Тульские древности». Он носит имя Николая Ивановича Троицкого — крупнейшего тульского краеведа начала 20-го века. Он умер в 20-е годы, а могила его утрачена. Хотя мы знаем, что он похоронен на Всехсвятском кладбище.
Или же вы, например, знаете Ваныкинскую больницу. Она была построена по завещанию купца Ваныкина, который оставил на это дело большой капитал. Участок родных Ваныкина мы знаем где, а его собственная могила утрачена.
В мистику не верите?
За эти тридцать лет со мной никаких неприятностей не случалось, хотя контингент на кладбище, сами знаете, кто-то иногда отдохнуть приходит. Я считаю, что мои покойнички меня берегут, потому что я там занимаюсь не ради себя, не для пиара и денег, а просто хорошим делом. Поэтому и отводят от меня беду.