Расскажем читателям историю нашей первоявившейся чревовещательницы, которую мы открыли случайно в старинных полусгнивших документах XVIII столетия:

Можно себе вообразить удивление и страх подъячих и воеводы!

Майор Степан Угрюмов (воевода), постигая всю важность происшествия, приступил сейчас же к освидетельствованию девочки. В свидетелях не было недостатка. У майора в это время были с поклоном приезжие из Красноярска боярские дети, братья Степановы, ехавшие в Тобольск на драгунскую службу; еще случился поп соборный, позванный для служения акафиста. Угрюмов приказал подьячему Комарову допрашивать девочку. Ирина стояла молча перед толпою; лицо ее было неподвижно, рот закрыт. Подьячий спросил дьявола:

- Кто ты такой?

- Лукавый, - послышалось всем издалека, ребяческим, гугнивым голосом - лукавый; зовут меня Иван Григорьев Мещерин; рожусь завтра, а посажен в утробу Ирины во штях девкою Василисою Ломаковою, тому четвертый год.

- Откуда ты? - Спросил подъячий.

- Из воды, - отвечал тот же голос.

Все присутствовавшие остолбенели. Угрюмов велел привести девку Василису и потребовал обьяснения, как она посадила в штях чорта в утробу девки. Василиса отперлась: «Ничем девочку не портила, и кто посадил ей в утробу дьявола, говорящего человеческим голосом, не ведает, и когда четыре года назад жила с Ириною у Мещеринова, девочка не была испорчена, а за нею, Василисою, ереси и волшебства не имеется».

В наше время девочка эта, конечно, нашла бы антрепренера, который, пользуясь ее удивительной, самородной способностью чревовещания, вывез бы ее из Томска и стал бы показывать за деньги; но тогда подобного рода явления возбуждали не любопытство, а страх преследования и наказания. Дьявольское наваждение было тогда человеческим преступлением, и девочку отправили в девичий томский монастырь, под арест в келью игуменьи. Приставили к келье часового, а игуменье велели водить почаще девочку в церковь, и смотреть за нею «накрепко». Вместе с тем воевода составил акт освидетельствования и о таком важном происшествии послал нарочного с донесением в Тобольск, в Сибирскую канцелярию.

Из Тобольска предписали воеводе:

В то же время сибирская канцелярия донесла о происшествии тайной канцелярии в Петербурге.

Вот какую суматоху наделала нам первая доморощенная чревовещательница!

Между тем, пока сибирская канцелярия обдумывала и сочиняла свое предписание томскому воеводе, чревовещательница ещё напугала и игуменью, и часового, и воеводу.

1-го сентября в воеводскую канцелярию явился караульный томский пеший казак Федор Переводчиков и объявил следующее:

Объявление солдата опять взволновало майора Угрюмова. Потребовали к допросу игуменью и келейниц – они подтвердили рассказ караульного. Привели опять девочку, осматривали со всех сторон, «но познать было невозможно (так доносил Угрюмов), имеется ли у неё дьявольское наваждение; только по вопросам христианским, оный дьявол ничем не отвечает»

Это улетучение дьявола через келейные двери даёт убеждение что девочка шалила, что она, вероятно, случайно открыла в себе способность к чревовещанию, или выучилась этому искусству, и сперва вздумала попугать хозяина, но потом, когда допросили в воеводской канцелярии и посадили под караул, она смекнула, что дело неладно, и решилась уверить что дьявол вышел из нее.

И вот тайная канцелярия, обсудив все происшествие даже с участием сената, из Петербурга предписала сибирской канцелярии: Мещеринова, девку Василису, девочку Ирину и мать ея, также свидетельствовавших ее в томской канцелярии, а именно: Алексеевскаго монастыря наместника Рафаила, соборной церкви священника Прокопия Дмитриева, подъячего Петра Комарова, посадских: Петра, Тимофея, и Василия Степановых, караульного казака, также игуменью Домнику и келейниц Феодосью и Ирину, и Феодосьину мать Марину всех вытребовать из Томска в Тобольск.

Девочку Ирину «привесть в застенок и расспросить с пристрастием накрепко, кто её научал» таковое вымышленное дело показывать и в каком намерении и каковые из того вымысла себе пользы [извлечь] надеялась.

Мещеринова расспросить в застенке накрепко, почему он узнал об дьяволе в утробе девочки, и когда именно, и сам ли, «ибо по всему видно (рассуждала тайная канцелярия), что об означенном вымышленно и ложно оный Мещеринов показал».

Прочих, бывших при освидетельствовании девочки Ирины, велеть тобольскому архиерею увещевать порознь судом Божиим, «объявляя им, что за вымышленные богопротивные дела не токмо имеют быть истязаны, но и в будущем веке мучены будут, и того бы ради очищая душу свою показали сущую правду о дьявольском якобы в утробе означенной девки Ирины наваждении, с чего они умыслили показывать ложно вымышленное их показание, какой пользы себе они надеялись, и кто и чем именно их обнадеживал… и если означенные игуменья и прочие вышеобъявленные, по увещании чистой повинной своей об оном не объявят, то отдать их в тобольскую губернскую канцелярию, а из той канцелярии привесть их в застенок порознь и о показании об оном обо всём истинно расспросят с пристрастием накрепко… и потом обо всем исследовать накрепко же безо всякого упущения, и по окончании оного следствия об оном о всем обстоятельный экстракт в тайную канцелярию, и кто по тому делу виновный явится, тех до указу держать в Тобольске под крепким караулом».

Тайная канцелярия решила это дело только 15 марта 1739 года, почти через год. Вот и решение:

1) Девку Ирину за ложный вымысел дьявола, в чем она в застенке с подъему [на дыбе] и с битья розог винилась, что об оном всем затеяла вымысел от себя ложно – хотя она и не совершеннолетняя, однакож, за вышеобъявленные злоумышления притворные богопротивные дела, на страх других, на основании блаженного и вечнодостойного памяти Петра Великого указа, учинить наказание: бить кнутом, и вырезав ноздри сослать в охотский острог, и определить ее в работу вечно по рассмотрению тамошнего командира.

2) Девку Василису освободить.

3) Алексея Мещерина за ложное показание, вместо кнута, бить плетьми нещадно, и послать в далёкий сибирский город на нерегулярную службу.

4) Мать Ирины, за ложный рассказ Мещерину, что ее дочь испорчена, бить плетьми и освободить.

5) С майора Угрюмова, за то, что так, как было должно не расспрашивал о дьяволе и о видимом уже вымышленном притворстве, о сущей правде подлежащего следствия не производил, за ложное в сибирскую канцелярию доношение, да еще за разглашение такого вымысла взять штрафу 300 р. и по взыскании освободить, а до указу содержать под караулом.

6) Подьячего Комарова, за то что он расспрашивал девочку о дьяволе, хоть и с приказа воеводы, но чинить сего не подлежало при посторонних ради соблазна и разглашения, взять штрафу 50 р., а если не заплатит бить плетьми и освободить.

7) Всех свидетелей, подписавших акт освидетельствования, оштрафовать с каждого по 100 р., а если платить не будут, бить плетьми нещадно и освободить.

8) С караульного, за то что он мог весьма усмотреть, что не дьявол в ней говорил, но сама собою притворно то чинила и проч., взять штрафу 100 р., а если платить не будет, бить плетьми нещадно.

9) Игуменье Домнике, за то, что она признавала притворство девочки за дьявольское наваждение, следовало бы нещадное наказание, но как по следствию оказалось, что она в престарелых летах, то за ее вину лишить игуменства, и послать в братство вечно в другой дальний монастырь.

10) Келейницу Ирину бить плетьми. Девку монастырскую Феодосью тоже.

Всем объявить указом, под страхом смертных казней, чтоб они впредь о вышеупомянутом не токомо никому не разглашали, но и разговоров бы о том ни с кем не имели.

Воевода и подъячий заплатили исправно положенный на них штраф; поп, кантенармус Злобин и караульный казак не заплатили, за что и били их плетьми. Игуменья Домника послана в тюменский монастырь.

Текст подготовил Александр Машьянов.