Агитационный фарфор — не единственное явление постреволюционного искусства, в котором средства достижения художественных задач явно превосходили цели самого советского искусства.
В 20-х гг. XX века Сергей Эйзенштейн изобретает интеллектуальный монтаж: кадр плюс кадр — больше, чем два кадра, а хлёсткая метафора. В фильме «Броненосец "Потёмкин"» 1925 года матросы требуют, возмущаются, ищут правды («Чего ж нам ждать? Вся Россия поднялась. Нам ли быть последними!»), и всё с той же целью — поднять над кораблём заветный красный флаг. Зритель видит на экране хрупкое пенсне в руке судового врача, и тут же рядом — червивый говяжий филей, которым хотят кормить моряков. Казалось бы, то, о чём хотел сказать Эйзенштейн, можно было объяснить проще, но талант и вера в новый общественно-политический строй берут своё — революция у режиссера начинает говорить на языке артхауса.
Практически параллельно, в 1923 году, многие поэты-футуристы переходят в литературно-художественное направление ЛЕФ (Левый фронт искусств), которое возглавил Владимир Маяковский. ЛЕФовцы были сторонниками теории «социального заказа», согласно которой художник — лишь исполнитель заданий своего класса. При этом многие поэты, вопреки положениям сухой программы Левого фронта искусств, продолжают мудрить и сложно изъясняться в своих творениях. Читаем у Алексея Кручёных, который сотрудничал с ЛЕФом:
«Грузной грозою
Ливнем весенним
Расчистятся земли!
В синь
Зень
Ясь
Трель Интернационала
Иди
Рассияй
Шире улыбки первых жар
Рабочеправствие
Наш
Меж-пар-май!..»
Вряд ли рабочие и крестьяне просили поэта о выражении идей Первомая в такой витиеватой форме.
Советской архитектурой 20-х годов правило несколько направлений, одним из которых был конструктивизм. Его идеолог Владимир Татлин самозабвенно сворачивал в бараний рог металл, создавая свои знаменитые контррельефы, пытался, и не безрезультатно, стереть грань между скульптурой и архитектурой. Памятник III Интернационала, сконструированный Татлиным, — пример эдакого градостроительного Кентавра: наполовину скульптура, наполовину архитектура. Металлическая башня высотой в четыреста метров, с подвижными конструкциями, в которых планировалось разместить информбюро и лекторий для топ-менеджеров советской власти, — таким виделся Татлину памятник, задуманный в честь Коминтерна. Идея художника не была ни понята, ни реализована: к концу 20-х годов генеральным архитектурным направлением в СССР стал социальный реализм. Власть спустилась с технических небес на землю, а душа затейливой башни так и осталась жить в макете.
Надкусив пирог советской истории в нескольких местах, можно легко убедиться в том, что попытка сделать неженку-фарфор слугой революции — попытка дерзкая, но не из ряда вон выходящая: желание отдать все лучшее новому миру преследовало художников разных направлений искусства. Им хотелось лезть в пекло поперек батьки, экспериментировать, творить, потому что они искренне верили: царству рабочих и крестьян не будет конца.